ДЕРЕВЕНСКИЕ ЗОРИ СЕНОКОСНОЙ ПОРЫ
Время большой романтики
Наше поколение, рожденное после победного мая сорок пятого года, оказалось на самой вершине восприятия грандиозных планов строительства коммунистического общества. Развенчание культа личности Сталина, первый искусственный спутник, первый атомный ледоход «Ленин», заверение Н. Хрущева, что «нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме», полет Ю. Гагарина в космос, завоевание сборной СССР по футболу звания чемпионов Олимпиады и Европы… - все это накладывало особый слой уверенности, гордости в сознание подрастающего поколения, служило живительным и мощным источником нравственного становления молодежи.
За минувшие два десятилетия контрастно видны чудовищные потери в сфере формирования «настоящего человека». Под жерновами рыночной экономики, рыночных отношений, либеральных ценностей, демократических основ оказались нравственные устои не только в городах, в мегаполисах, но и на селе. Фактически оно осталось без молодых рук. Ни простого, ни расширенного воспроизводства, говоря языком экономистов, в деревне нет. И если судить по тем шагам, которые предпринимают по укреплению деревенской жизни наши «властители дум», то перспектива села весьма и весьма трагичная, напоминающая бессмертные строки Сергея Есенина:
«Россия! Сердцу милый край!
Душа сжимается от боли
Уж сколько лет не слышит поле
Петушье пенье, пёсий лай.
Край ты мой заброшенный,
Край ты мой, пустырь
Сенокос некошеный
Лес да монастырь.
Все ушли… На сенокос
Но вернемся к шестидесятым годам. В это время сельская жизнь била, что называется ключом. Одним из важнейших направлений сельской экономики было животноводство. Только в колхозе «Красный Октябрь» в старых барских помещениях и вновь построенных размещалось 800 голов крупного рогатого скота, из них 500 коров, 450 свиней, 300 голов овец. В Милостном располагалась птицеферма. Всю эту ораву надо было обеспечить как грубыми, так и сочными кормами. Поэтому в хозяйстве придавали исключительное значение созданию запаса кормов, в том числе из обильных и сочных естественных трав на заливных лугах вдоль речки Пьяна. После завершения весенних полевых работ, как правило, руководство хозяйства организовало мордовский «сабантуй». В центре села на самом красивом месте или на лесной поляне собирались селяне, чтобы весело, дружно, с размахом отметить завершение весеннего сева, наполненного огромным трудом, соленым потом, пропитанным пылью широких чукальских полей.
До начала сенокосной поры оставалось несколько, так сказать, не горячих недель, когда селяне могли плотнее заняться своими нескончаемыми домашними делами.
Ну а с началом сенокоса ритм сельского уклада жизни был всецело подчинен одной мысли, одной задаче: споро и качественно провести весь шлейф заготовки душистого, высококачественного сена, чтобы потом «навалиться» на уборку урожая.
Особенность атмосферы напряженной сенокосной поры ощущалась не только в жизни взрослых, но и детей. Это время было особенной заботы каждой деревенской семьи не только о запасе кормов для общественного скота, но и для личных подворий. Ибо от количества не только отработанных дней, но и от числа людей, выходящих на сенокосные поля из семьи, зависел объем «процента», причитающихся кормов осенью. И поэтому ничего удивительного не было, что редко кто из 12-13 летних жителей села в эту страду оставались дома. Село в светлое время суток напоминало вывеску времен гражданской войны: «Райком закрыт. Все ушли на фронт».
В сенокосном режиме работали не только колхозники и их семьи, но и магазин, медпункт, почта, сельский Совет. В шесть часов утра можно было зайти, как в то время говорили, в лавку и купить все что угодно, кроме виноводочных изделий.
Как прекрасен июльский рассвет
Погожее раннее июльское утро в селе напоминало разбуженный улей. Мычание коров, звон подойников, ржание лошадей, многоголосье петушиных песен, крепкие словесные обороты, собирающихся на работу мужиков… - вся эта многоголосная и многоликая симфония сельской прозы на всю жизнь осталась в глубине памяти. И уверен, не только у автора этих строк, но и всех тех, кому довелось окунуться, говоря словами из песни Л. Зыкиной в «деревенское детство мое».
Пацанам нашего колхоза руководство поручало работу на сенокосных угодьях с лошадьми с телегой. Такое доверие было оказано и мне. Это было особое чувство гордости, что тебе 13-летнему человеку разрешили управлять этим транспортным средством, да и не просто управлять, а работать со взрослыми на сенокосе!
Прошло много лет с этих далеких времен, но порой каждой клеткой чувствуешь тихий ласковый голос бабушки, тепло её натруженных рук, пропахших парным молоком и свежевыпеченным хлебом, на голове: «Шура, вставай! Пора! Пора – это когда оранжевый диск солнца только что «выполз» из горизонта и его лучи еле пробивают частокол из древних вётел, что у пруда, с которой нехотя поднимается рассветный туман. И здесь уже не до потягиваний. Скорее одеться и вперед, на поиск гнедого. Хорошо, если вечером надежно его стреножишь, тогда он недалеко от дома пощипывает травку. А если нет, то надо хорошенько побегать, поискать, прежде чем накинуть на его голову уздечку. Быстренько «одев» коня в сбрую с телегой, скорый завтрак и курс: зерноочистительный ток – д. Милостное – р. Пьяна. Как правило, в 7 часов утра всей лошадиной колонной короткая остановка у старинного кирпичного здания магазина в Милостном, продавец которого всегда была рада ранним покупателям с «большой земли». После небольшого «перекура» дружно, под грохот колес по изъезженной проселочной дороге, ржание коней – на место «дислокации» - густо пахнущим неповторимым ароматом валкам просушенных трав. У женщин была неписанная традиция: прежде чем приступить к погрузке сена с валков надо убавить домашние припасы еды, принесенные с собой. К 8 часам весь конвейер уборки сена приходил в движение. Женщины по 2-3 человека подавали сено на телегу, наполняя её до определенного объема, мужики с длинными вилами подавали сено к скирдоправам, которые, как правило, имели большой опыт и профессиональное мастерство по формированию высоких, ровных, красивых стогов сена.
Шла работа бойкая
Складывание навильников с сеном тоже требовало определенных навыков и сноровки. Коня нещадно атаковали слепни, даже девочки, стоявшие с пучком веток и постоянно отгонявших «супостатов», не всегда могли помочь. Лошадь в любое время могла рвануть. Хорошо, когда телега еще не набита сеном. Ну а если при последних навильниках произойдет нежданный «старт», то картина получалась весьма впечатлительной: вся масса сена, нагруженная женщинами - на земле, здесь же и «хозяин телеги». Ну а в воздухе – настоящий треск от «богов», «матерей» и иных часто упоминаемых в «нештатной ситуации» персон непечатного характера.
Примерно, к 10 часам многолетний бессменный повар баба Вися (Василиса Ивановна) со своими помощниками разжигает костер под огромным котлом. Значит, еще три часа работы и долгожданный двухчасовый перерыв на обед, с купанием, как было принято говорить, в омутах Пьяны.
Ближе к 12 часам запахи с полевой кухни настойчиво напоминает, что скоро двухчасовый обеденный перерыв. К часу дня к полевой кухне стекается весь «рабочий люд» - здесь и женщины с вилами, девочки с граблями, «водители» саврасок, степенные мужики, превращающие бесформенную массу душистого сена, сваленного с телега в стога.
Нам же надлежало распрячь своих «кормильцев», надежно привязать к телеге, дав предварительно сена. А дальше самое приятное и долгожданное: бегом купаться к берегам немогучей, но такой привлекательной речки, с таким звучным названием - Пьяна, её омутам. После дообеденной работы, когда в каждую минуту все тело прочно соприкасается бесчисленными навильниками сена, кажется, тысячи невидимых иголок пронизывают руки, ноги, спину… Речная вода кажется тем блаженством, которое запоминается надолго.
Особый ритуал – это обед. У каждого – свой «курень», где есть неформальный «старшина». За огромной чашкой, по её периметру располагаются кому как удобно сенозаготовители. Было неписанное правило, куски говядины аппетитно плавающие в чаше не брать, до особого сигнала «старшины». Кто нарушил его, получал соответствующее внушение, порой весьма нелицеприятное. Добавив к первому блюду запасы, привезенные из дома, можно было 1,5-2 часа отдохнуть: кто на душистом сене под телегой, спасаясь от полуденной жары, кто под тенью выросшего до обеда стога…
Когда стрелки часов подходит к 15 часам все вокруг приходит в движение: запрягаются лошади, «деды» поднимаются на незавершенные стога, женщины направляются к валкам, «хозвзвод» собирает обеденные атрибуты, чтобы подготовить их к завтрашнему дню…
Отработанный ритм и конвейер формирования сенокосных стогов, набирает свой привычный темп. Так же наполняются телеги душистым сеном, доставляется к месту формирования стога, сваливаются. Мужики поднимают огромные пласты и аккуратно кладут на то место, куда укажут, находящиеся на стогу «архитекторы».
К 17 часам головы все чаще поворачиваются в сторону с. Абрамово соседней Горьковской области, за околицу которого медленно садится солнце. Сказывается усталость и желание завершить очередной напряженный день сенокосной «вахты».
Завершая напряженный день, бригадир давал «добро» на набивание телеги сеном, чтобы комфортнее было доехать до дома. Тут, конечно, мы не жалели рук, чтобы плотнее была «перина» из сена, ну и чтобы высота уложенного корма не привлекала внимание начальства.
А дальше - неблизкая дорога до дома. Как правило, ехали колонной. Уставшие, но довольные очередным напряженным днем, под грохот нескольких десятков деревянных колес, стянутых железным обручем, гулкий топот коней, с веселыми песнями женщин, неслись домой.
Здесь же, освободив и стреножив гнедого, освобождаешь телегу от плотно спрессованного сена, наполняя им чердак двора.
Наши кумиры ярких дней
Вспоминая летнюю сенокосную практику давно минувших дней, невозможно не вспомнить наших старших товарищей, наставников, оставшиеся в памяти до наших дней. Одним из них был (к сожалению, ушел из жизни) Ф.А. Шунейкин. Не имея ни богатырского здоровья, ни недюжинной силы, Федор Алексеевич, как магнитом притягивал к себе «салаг» своим добрым юмором, мягким характером, умением легко и непринужденно учить «новобранцев» к премудростям обращения с лошадью, умелому обращению с сбруей, укладка сена на телегу, в стога. Не одно десятилетие Федор Алексеевич был бессменным заведующим зернотока. Менялись руководители Чукальского хозяйства, но на своем «боевом посту» он оставался независимо от смены председателей колхоза. Ибо высокая порядочность, ответственность, дисциплинированность, исполнительность, природный дар строить добрые и уважительные отношения с людьми без корысти и расчета, в те времена ценились по самой высокой планке.
Прошло немало лет с тех прекрасных времен. Встречаясь с Федором Алексеевичем будучи в Чукалах, он часто с улыбкой, непременным атрибутом – сигаретой в прокуренных пальцах говорил: «Помнишь?». Как не помнить, наш добрый волшебник, душа нашего сенокосного коллектива, тот июльский вечер.
Закончив рабочий день, как всегда все вместе, готовились отправиться домой. Вдруг подул сильный ветер, облако, казавшимся небольшим, покрыло небо серой пеленой и пошел такой сильный ливень, что вокруг на несколько метров было трудно увидеть кого-либо. Мой гнедой вдруг сорвался с места и что есть мочи рванул в сторону р. Пьяна. Вся оказия заключалась в том, что «рулевое управление» - вожжи, оказались перекинутыми на седле, а сам оказался в телеге. Сейчас невозможно вспомнить это без улыбки. Но в том время было не до смеха. Ливень как из ведра, грохот колес вперемежку с грозой и вспышками молнии, абсолютную беспомощность… Куда повернет «мой конь ретивый» - неизвестно. Было, честно говоря, очень и очень страшно. И вдруг слышу сквозь пелену дождя знакомое: «Но…» В метрах десяти от крутого обрыва Лексеич (так мы его тогда звали) догоняет на лошади с телегой моего «взбунтовавшего» гнедого, резкий поворот направо, грохот, скрип, от удара в телегу и… остановка. Промытые с головы и до пят мощным потоком дождя, по раскисшей полевой дороге мы позже всех приехали домой. Хотя пережитое долго напоминало о возможных последствиях, но мне кажется что мы оба были счастливы, что обошлось. Низкий поклон тебе, Федор Алексеевич! Помню и никогда не забуду!
Добрая и светлая память осталась о патриархе нашего села, участнике трех войн – Первой мировой, Гражданской и Великой Отечественной – Павле Алексеевиче Болееве. В Чукалах трудно найти семью, где бы не были родственные узы с семьей этого замечательного человека, где было 8 детей. Среднего роста, крепкого телосложения, ухоженной бородой, неторопливой речью, Павел Алексеевич вызывал неподдельное уважение и глубокое почтение не только ребятни, но и взрослых. А какие он складывал стога? Одно загляденье!
Позднее, когда годы позволяли встать вровень с взрослыми мужчинами на скирдовании, передав лошадь со всей «амуницией» «младшим братьям», увидел и почувствовал всю мудрость и покладистость нашего «аксакала» по отношению к юным землякам.
Помню, убирали вико-овсяную смесь. По весу, тяжести – это нельзя сравнить с естественными травами. Когда поднимаешь плотно набитый пласт, хрустит не только черенок вил, но и внутри все «горит».
Как-то после обеда, как мы его уважительно называли Паша-покштя, позвал за дальний угол незавершенного стога всех юных «стогометальщиков», как бы сегодня сказали на «конфиденциальный» разговор. «Я внимательно смотрю за вами, мне все сверху видно, кто какие навильники поднимает. Глупостями не занимайтесь, не надо вам тянутся за мужиками, им ведь за сорок – выговаривал Павел Алексеевич. – Берите посильные пласты, колхоз вы этим не поднимете, а себя угробите».
Можно привести немало и других примеров исключительно бережного отношения старшего поколения к поросли, не только на сенокосных угодьях, но и на току, на ферме, на зерноуборочных комбайнах… У наших отцов, матерей, старших товарищей,
переживших все ужасы военного и послевоенного лихолетья, как мне кажется, была двуединая задача. С одной стороны, чтобы подрастающее поколение было занято полезным трудом и не болталось без дела, с другой - чтобы колхозные дела выполнялись исходя из физических возможностей мальчиков и девочек. Причем запомнилась одна примечательная особенность: все взрослые на работе были совершенно трезвыми. Соображать «на троих», как мне представляется, не только не одобряло колхозное начальство, но сама напряженная атмосфера, да совесть со стыдом в отличие от наших дней, в то время были весьма востребованными категориями.
В народе говорят: «Большое видится издалека». Вот такой большой, светлой и доброй осталась в памяти сенокосная пора далекого детства. По истечении немалого времени будучи в командировке в Старых Селищах или в Чукалах в конце летнего рабочего дня порой скажешь водителю: «Айда, Михалыч, заверни в Милостное. Пока едешь до бывших сенокосных угодий, до родной речки Пьяна, память как кинолента воспроизводит картину тех незабываемых лет, которые без преувеличения можно сказать словами песни из фильма «Весна на заречной улице», «что в люди вывели меня»…
Вместо послесловия
Много воды утекло с тех времен. Многое поменялось в укладе деревенской жизни. Ушли в небытие коллективные хозяйства, да и села, деревни не стали многоголосовыми, все реже слышен детский смех на опустевших деревенских улицах, все чаще встречаются не только мужчины, но и женщины в изрядном подпитии, не видящие в жизни ничего большего, кроме хмельного стопаря. Сельский уклад жизни, его соборность, с неписанными правилами доброты, взаимовыручки, взаимопомощи, с крепким демографическим фундаментом, надежной нравственной основой, добротно служившие стране, канули в Лету. Без боли и содрогания на современное село нельзя смотреть!
Известна прописная истина: «Все познается в сравнении». И если попытаться сопоставить цепочки формирования человека в условиях жизни нашего поколения, да и позднее, и современную, то факты, действительность, качество, конечный продукт, к сожалению, не в пользу последней. Как бы ни охаивали советскую действительность, поливая ушатами помоев, родившийся гражданин был в центре внимания государственных интересов. Принцип «от каждого по способностям, каждому – по труду» действовал весьма и весьма эффективно. Человеку с раннего возраста, в его сознание внедрялась и на практике осуществлялась простая, но очень полезная мысль: «Твой завтрашний день зависит от того, как поработаешь сегодня».
Это было хорошо видно и на примере поколения 60-х годов, в том числе и на территории «Чукальской волости, Сергачского уезда, Нижегородской губернии». Если снять пелену романтики с предложенных заметок, то останется на виду одно: каждодневная не очень легкая, порой изнуряющая, но такая необходимая работа. Ибо осенью по количеству отработанных дней будет определен объем заработанного сена и зерна, а стало быть обеспеченность домашней живности, благодаря которой и жили селяне. И пожалуй, самое главное: постоянная занятость делом, востребованность труда молодежи хозяйством, работа в большом коллективе, примеры старших товарищей – формировали без шума и болтовни крепкий и надежный фундамент человеческого бытия по названию НРАВСТВЕННОСТЬ. Не открою секрета, если скажу, что без этой субстанции человек никогда не станет ни личностью, ни добропорядочным гражданином!
Весь трагизм наших «демократических» дней, нашей «либеральной экономики» заключается в том, что в обществе за минувшее двадцатилетие напористо, цинично и целенаправленно, осторожно говоря, не без участия чиновничества во всех этажах вертикали власти формировалась аморальность, как «пропуск» большим деньгам, большим должностям, хлебным местам. Стало аксиомой тот непреложный факт, что во многих коридорах власти с чистой совестью, с чистыми помыслами и намерением делать просто нечего. Таких людей система пожирает и выбрасывает как шлак. Аресты, изгнание с должностей, отправка на тюремные нары министров, губернаторов, их заместителей (не говоря уже о региональных и муниципальных бонзах)… за чудовищные взятки, чудовищную коррупцию, баснословное воровство … самым губительным образом действует на формирование нравственных устоев поколений. Молодежи энергично вдалбливается в сознание одна истина: главное – иметь деньги, деньги и еще раз деньги, остальное – чепуха. Наше государство, опираясь на конституционное положение «Никакая идеология не может устанавливаться в качестве государственной или обязательной», фактически устранилось от её воспитания, формирования у ней личностных качеств. Колоссальные потери на поле нравственного воспитания молодежи наносят чрезвычайно неэффективная, невнятная и странная деятельность наших социальных министерств: образования, здравоохранения, культуры. Как результат их «доблестной» работы – оценка, данная людьми при проведении опроса ВЦИОМом (Всероссийский центр изучения общественного мнения) руководителям этих ведомств по пятибалльной системе. Если Министр обороны РФ С. Шойгу, Министр иностранных дел РФ С. Лавров получили четыре с плюсом, то В. Мединский (культура), В. Скворцова (здравоохранение), Д. Ливанов (образование) … всего два с хвостиком. Это оценка народа, господа!
Огромный пласт сельской молодежной среды, находясь вне занятости, вне востребованности, имеет ограниченный круг выбора: или вахтовая работа (не самая престижная) на московских улицах или ежедневная гульба со стаканом сомнительного самогона. Ни первый, ни второй варианты, на мой взгляд, не могут являться «крепежом» нравственного стержня.
…После страшных событий на Манежной площади, в декабре 2009 г., что у самых «стен древнего Кремля», где молодежь устроила дикий погром. В. Путин заметил: «В СССР такого не было». И это действительно так. Ибо в те времена как в городе, так и на селе с молодежью РАБОТАЛИ не для пиара, а для завтрашнего дня деревни, района, республики, страны, видя в ней смену, а не безликую массу. При этом доминировала идеология личности, а не, как точно заметил Святейший Патриарх Московский и всея Руси Кирилл, инстинкта.
А. АЛЕКСАНДРОВ.
с.Чукалы.